Первоначальная редакция (опубликованная в журнале «Время») состояла из гл. I, II, VI и VII основного текста; для нее характерны фрагментарность и незавершенность. Она легла в основу первой части окончательного варианта поэмы. Время работы над него определяется Ф. И. Евниным как декабрь 1862 г. (см.: Некр. сб., III, с. 59–61). Следует, однако, заметить, что, исходя из положения наброска «По дороге зимой» в Зап. тетр. № 4 (см. выше), замысел поэмы можно датировать периодом ранее декабря 1862 г. Осенью 1862 г. (с августа до начала октября) Некрасов жил в Карабихе, откуда выезжал в Ярославль к больному отцу. В конце ноября он снова был у отца, затем провел некоторое время в Новгородской губернии. Впечатления от зимней деревни, вероятно, и легли в основу картин, изображенных в первоначальной редакции поэмы. Окончательная редакция создавалась в конце августа 1863 — начале января 1864 г. Как отмечает Ф. И. Евнин, дата «21 августа 1863 г.», стоящая под «Эпилогом» в наборной рукописи, относится к более раннему варианту поэмы, а не к ее окончательной редакции. Начав работу над поэмой в 1862 г. (набросок и первоначальный вариант), Некрасов продолжал ее в течение 1863 г., создав к 21 августа второй вариант с «Эпилогом» и назвав его «Смерть крестьянина». В августе 1863 — начале января 1864 г. он завершает работу, внося во второй вариант существенные изменения и дополнения. В окончательную редакцию не вошел «Эпилог» (впервые опубликован: Некрасовский сборник. Ярославль, 1922, с. 82–83), для нее были написаны сны Дарьи, а также ст. 1021–1037, дописаны гл. III–IV, XX–XXVIII. Таким образом, в дополнение к прежней теме (смерть крестьянина) органически вводится новая — мужество и духовная красота русской женщины из народа. Это придало окончательному варианту поэмы более глубокий смысл. В нем Некрасов делает и другие, более частные вставки и исправления; кроме того, он меняет название поэмы.
18 февраля 1864 г. Некрасов читал «Мороз, Красный нос» на вечере Литературного фонда. Поэт обратился к слушателям с небольшим вступлением, в котором, по словам писателя П. Д. Боборыкина, объявил, что «его новое произведение не имеет никакой тенденции, почему он и просит слушателей не подозревать в нем <…> никакого служения направлению. Мне хотелось, — сказал г. Некрасов, — написать несколько картинок русской сельской жизни; я попытался изобразить судьбу нашей русской женщины; я прошу внимания слушателей, ибо „если они не найдут в моей поэме того, что я задумал, они ничего в ней не найдут“» (Бдч, 1804, № 2, с. 68). В представлении ряда критиков того времени «тенденция» предполагала нарочитый показ лишь темных сторон народного быта, безысходного народного горя. Обращая внимание слушателей на отсутствие в поэме подобной тенденции, Некрасов подчеркивал, что крестьянская жизнь изображена им такой, какой она является в действительности.
С точки зрения описания народной жизни интересно сопоставление поэмы Некрасова с очерком-фельетоном Салтыкова-Щедрина «Деревня зимою» (С, 1864, № 2, отд. II, с. 201–236), опубликованным в разделе «Наша общественная жизнь» и направленным против умиления крестьянской жизнью, которым, например, был проникнут очерк В. В. Селиванова «Год русского земледельца» (Рус. беседа, 1856, т. II, IV; 1857, т. III, IV), представлявший собой, по словам Салтыкова-Щедрина, «рассыченную на патоке идиллию». Опираясь на статистические данные, Салтыков-Щедрин показывает тяжесть труда крестьянина, вынужденного заниматься зимним извозом. Этнографические зарисовки писателя по существу совпадают с картинами из гл. XI и XII поэмы. Крестьянин в извозе, — пишет Салтыков-Щедрин, — «во время вьюги обязывается идти пешком за возом и вязнуть в снегу <…> и при этом плохо защищен от нападений ветра ветхим и малозащищающим полушубком <…> Путник этот на каждом шагу обязывается думать о том, как бы малосильная лошаденка его не стала в тупик и не повалила бы воза, и о tow, что, когда повалится этот воз, ему надобно будет выжидать проезжих и с помощью их поднимать этот воз. Я даже полагаю, что этот путник совсем ни об чем не думает, а просто проклинает и вьюгу, и горькую долю, которая выслала его в эту стыть за ворота» (С, 1864, № 2, с. 207). Внутренняя полемика и самой поэмы с очерком Селиванова так же очевидна (см. об этом: Колесницкая И. М. Из творческой истории поэмы Н. А. Некрасова «Мороз, Красный нос». — Некр. сб., III, с. 328–332).
В то же время, как отмечал В. В. Гиппиус, в некрасовских картинах тяжелой деревенской страды «заложены те возможности, которые обещают не только веселую работу кольцовского пахаря, но и труд будущего человечества, о чем мечтал Чернышевский), когда писал свой четвертый сон Веры Павловны» (ЛН, т. 49–50, с 39). Эстетическая позиция Некрасова смыкается с принципами Чернышевского, сформулированными в работе «Эстетические отношения искусства к действительности». В центре поэмы характер, воплощающий понятие о прекрасном, как оно представляется самому народу. Красота, величие души, исключительное трудолюбие, терпение составляют главные черты этого характера. Отсюда оптимистическое звучание поэмы, несмотря на трагизм ситуации, в ней изображенной. Теплоту чувства, которое наполняет произведение, особо отмечал сын декабриста G. Г. Волконского — М. С. Волконский, связанный с поэт м долгими годами дружбы. «Сейчас я прочел Ваш „Мороз“. -писал М. С. Волконский 20 февраля 1864 г. — Он пробрал меня до костей, и не холодом — а до глубины души тем теплым чувств м, которым пропитано это прекрасное произведение. Ничто, до сих пор мною читанное, не потрясло меня так сильно и глубоко, как Ваш рассказ, в котором нет ни одного слова лишнего: каждое так и бьет вас по сердцу. Все это как нельзя более знакомо и близко мне, до 25-летнего возраста то и дело переезжавшему из деревни в деревню, от одного мужика к другому. Художественность we, с которой изложен Ваш рассказ, а главное теплота чувства, которым оп дышит, — просто перевернули меня. Дайте мне возможность поделиться им с моим отцом, доказавшим на деле, как он любит русского мужика» (цит. по: Евгеньев-Максимов В. Некрасов как человек, журналист и поэт. М.-Л., 1928, с. 309). К образу Дарьи, воплощающему жизнеутверждающие начала, мысленно возвращался сам поэт в предсмертные дни: «Недуг меня одолел, но Муза явилась ко мне беззубой дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она всего чаще являлась мне и в каком обрисована в поэме моей „Мороз, Красный нос“» (ЛН, т. 49–50, с. 167). Широко используя фольклорную эстетику (поэма — одно из самых «фольклорных» произведений поэта), Некрасов подчеркивает трудовую фабулу, наименее ярко выраженную в фольклоре: изображение трудовых процессов, составляющих повседневную, обыденную жизнь крестьянина, не столь характерно для традиционного русского фольклора (некоторое исключение в этом смысле составляют отдельные хороводные, игровые и трудовые песни). Изображение крестьянского труда в поэме, глубоко народное по своей сущности, по-своему как бы обогащает и дополняет фольклорную эстетику. Самые различные фольклорные жанры, к которым обращается Некрасов, дают ему возможность глубоко и верно раскрыть народный характер. В большинстве случаев поэт идет от конкретных текстов, услышанных им или знакомых ому по фольклорным собраниям. Ср., например, причитание по покойнику в записи 1853 г. (Ярославская губерния, Моложский уезд) со ст. 298–303, 312–315, 318–323 поэмы: